XI. Сила характера

[KOPKA]

Катя оклемалась намного быстрее, чем я ожидал. Надо признаться, я даже боялся, что окончательно лишил ее рассудка своими экспериментами. Меня, конечно, обучали так же, и я тоже неделю провалялся в полубеспамятстве после этого, но я все-таки, во-первых, был младше, во-вторых, парень и, в-третьих, эрендиец. Так что, когда Катя очнулась всего через два дня после окончания курса, пожаловалась на жуткую головную боль тошноту и слабость и ушла спать, я вздохнул с облегчением.
Зато после мне еще неделю пришлось понервничать, пока Катя не пришла в себя. Ее лихорадило, тошнило, у нее невозможно болела голова. Она, конечно, не жаловалась, просто она не могла жаловаться: большую часть времени она проводила либо в беспамятстве, либо в наполовину сознательном состоянии. Мне не хочется даже вспоминать подробности этой недели, главное, что ровно через семь дней она сама встала и, не говоря ни слова, дошла до ванной. От всякой помощи с этого момента она отказывалась, не смотря на слабость и неутихающую головную боль. Катя по натуре своей была бойцом, гордость и упрямство ее не имели предела. Она терпеть не могла быть слабой, похоже, единственным ее желанием было – ни в чем никому не уступать. Она могла прощать слабость и несовершенство другим, к примеру, она никогда даже не пыталась упрекнуть меня в моем раздолбайстве, нечистоплотности, мирилась со всеми моими отвратительными привычками. Но себе она никогда не давала спуска: я был уверен, что у нее есть какие-то слабости, страхи и пристрастия, но за все время, что мы жили вместе, я не заметил ни одного. Она вставала рано, готовила, убирала, усердно занималась, иногда в жесткой форме предъявляла мне претензии, но нико¬гда не жаловалась ни на невозможные нагрузки на тренировках, ни на ог¬ромное количество теории, которое я заставлял ее учить, ни на бесчеловеч¬ную эксплуатацию. Все, что я от нее требовал, она выполняла блестяще и даже больше, стараясь доказать, что она – лучшая. Хотя, это я уже принимал как аксиому.
Сейчас же я видел, как она старается пересилить саму себя. Еще вчера я не был уверен в том, что она вообще выживет, но уже к вечеру она, слегка пошатываясь, вышла в комнату, села в кресло, подобрав под себя ноги, и за-говорила.
-Простите, что заставила вас поволноваться,- улыбнулась она.
Глаза у нее блестели, но уже не от лихорадки, а обычным игривым огонь-ком.
-Я боялся, что все пройдет значительно хуже. Честно говоря, я морально был готов к тому, что ты сойдешь с ума или даже умрешь.
-Ну, ты сама деликатность...- зашипел на меня Хом.
-Спасибо за откровенность,- засмеялась Катя.- Мне куда больше нравится правда, чем деликатность,- уже серьезно сказала она.
-Вообще-то мог и раньше сказать ей, что этот твой эксперимент не без побочных эффектов,- хмыкнул Хомяк.
-Мне все равно,- ответила Катя с вызовом.- Мне и раньше было бы все равно. Там более, я далеко не такая хилая, как выгляжу.
-Я серьезно насчет того, что ты могла умереть.
-Я и не думала сомневаться в твоей серьезности, но что с того?- пожала плечами Катя.- И я, в отличие от тебя, была бы с самого начала уверена, что со мной все будет в порядке.
Я вздохнул. Мне много чего хотелось ей сказать, но не при Хомяке. По-этому я подошел, потрепал по волосам и сказал:
-Прекращай уже свою браваду и иди спать, тебе нужно как можно скорее восстановиться. Ты действительно заставила нас поволноваться, не смотря даже на то, что я ждал худшего.
-Я же уже извинилась,- пожала плечами Катя и снова, слегка пошатываясь, ушла в свой закуток.
-Ну, вот, кажется, Катенок и пришла в норму. Присматривай за ней, а я пошел, отдохну немного,- сказал я Хому, когда Катино дыхание за ширмой стало ровным и глубоким.
-Эйэй! Постой-ка, ты пойдешь развлекаться, а я значит должен сидеть здесь и следить за Катей? Как будто ты одни не отходил от нее всю неделю!
-Хомяк,- вздохнул я, разворачиваясь уже на пороге.- Как ты собираешься оттянуться вне этой комнаты?
-Ну... я... А все равно так нифига не честно!
-Хомяк, все, что тебе нужно для полного счастья, ты можешь найти вооон там,- я указал на его стол.- А мне уже осточертело здесь торчать.
Я вышел, закрыл за собой дверь и вдохнул полной грудью затхлый воздух коридоров офиса корпорации. Чуть не задохнувшись от запаха известки и пыли, я решил было вернуться назад в чистую хорошо проветриваемую комнату, но все же желание оттянуться сегодня было куда сильнее здравого смысла и я побрел по коридору, в надежде встретить кого-нибудь.
Если встретится Стефан – напьемся, если Марат – тоже, если Селена – тем бо¬лее, если встречу Марину, Ирку, Мишку, Аню или еще кого – пойдем искать Селену, Марата или Стефана, Встречу Алексея, пойду домой и напьюсь. Полный уверенности в том, что сегодня напьюсь с друзьями или один, я беззаботно брел по коридору, пока меня не остановил обиженный возглас.
-Кондрат!
Я лениво повернул голову, этого только мне еще не хватало... Я так надеялся на то, что слух подвел меня, но я не ошибся: из-за поворота ко мне спешила Анжела, ведьмочка из отдела связей с общественностью. Девица с модельной внешностью и мозгом Буратино.
-Кондрат! Где ты пропадал столько времени?- надула она губки, вешаясь мне на шею.
-Прости, малышка, я был очень сильно занят. Но сейчас я совершенно свободен и весь в твоем распоряжении.
Я обнял ее и поцеловал. Я, в принципе, готов был даже отложить попойку на пару часов, и если бы у нее был мозг... Хотя о чем это я?
-Поговаривают,- она демонстративно отвернулась от меня,- что ты живешь с какой-то малолеткой.
Она резко повернулась и зло сверкнула глазами:
-Ну?
Ох, как же я уже от этого устал! Они же все знают, что у меня одновременно может быть до десяти женщин, однако же, каждая считает, что я все-цело принадлежу ей одной.
-Что «ну»?- поборов раздражение, холодно спросил я
-Как это что?! А как же я?!- возмутилась Анжела.
-Тебе негде жить? Боюсь, у меня сейчас тесновато.
-Ну, ты и скотина, Кондрат!..- она чуть не задохнулась от негодования.- А я-то думала...
-Анжела, я никогда не питал особой страсти к думающим женщинам, сейчас же я вот-вот готов воспылать к ним страстной ненавистью, так что, сво¬бодна.
-Что?..- она готова была толи разрыдаться, толи побить меня.- Что ты сказал?.. Ты... ты...
Она залепила мне крепкую пощечину и убежала в слезах. Все-таки проблема выбора для девушек все еще остается неразрешенной. На меня же ни-когда не действовали не пощечины, ни слезы. Да, я бессердечный монстр, но меня и это нисколько не трогает. Я еще немного постоял, пытаясь понять суть женского мышления, а потом все-таки решил продолжить поиски собутыльника. Что-то все-таки женщины во мне находят, хоть я и, как они часто выражаются, «скотина редкостная» (и я этого не отрицаю).
Проблуждав еще два часа, я не застал дома ни Стефана, ни Селены, зато получил еще три пощечины и узнал о себе даже парочку новых высказыва¬ний, одно из которых не умещалось не в какие рамки приличия, а я надо сказать, очень не люблю, когда девушки грубо выражаются. Селена, конечно, особый случай, она все-таки мой друг и собутыльник, а не подружка и я к этому привык, но даже она так резко и грубо не выражается. Прошатавшись еще с полчаса, осторожно вслушиваясь в шаги за каждым поворотам, я наконец-то без приключений добрался до Марата, где и обна¬ружил Селену со Стефаном.
Я пожаловался друзьям на офисных девиц. Марат со Стефаном сочувст-венно покивали, Селена презрительно хмыкнула. У Марата, само собой, на-шлись вино и коньяк, и то и другое весьма неплохие, и мы с удовольствием вчетвером отпраздновали Катино выздоровление, и успешную Селенину операцию, и сделку Марата, и просто выпили за здоровье Стефана и всего его почитаемого рода, благо семья у него была не маленькая.
Когда я к вечеру следующего дня вернулся домой, Катя уже была не про-сто на ногах, она во всю уже вертелась на кухне и болтала с Хомяком.
-Посмотрите-ка, кто вернулся!- ехидно усмехнулась Катя, переворачивая блин на сковородке.- Что-то ты рановато...
-Как ты себя чувствуешь?- спросил я, хотя хотелось ответить ей, и до-вольно грубо ответить. Голова у меня и у самого болела неслабо.
-Весьма неплохо. Видишь же, пеку блинчики, ехидничаю.
Она улыбнулась и поставила передо мной тарелку с супом.
-Что-то не хочется... Я лучше пойду, посплю...
-Сядь,- попросила она.
Я рухнул на стул. Она подошла и обхватила ладонями мою голову. Боль сразу стихла.
-А теперь поешь, а то отощаешь, и девушки за тобой перестанут табуном носиться.
Я только усмехнулся в ответ.
-Я буду только рад.
-Да ну? Ты смотри, не разбрасывайся такими словами, а то и правда пере-станут. Что делать тогда будешь?
Катя засмеялась и снова вернулась к плите.
-Ты совершенно не ценишь то, что у тебя есть. Вот вчера, например, говорят, ты довольно грубо обошелся с тремя весьма привлекательными особами...
-И кто же это поклеп на меня возводит?
-Почему поклеп? Есть даже свидетели...
-Потому, что их было пять, а не три.
-И ты, разумеется, этим гордишься?- раздраженно хмыкнула Катя.
-Это тебя не касается...
-Ну ты и скотина, Кондратий. С кем я живу!?..
-Вот-вот, меня они все тоже спрашивали: с кем я живу,- засмеялся я.
-Ну... Допустим, я здесь живу уже энное количество времени. Хом живет с тобой куда дольше, это их никогда не смущало?
Забавно, я об этом как-то не подумал...
-Что ты за мерзкое и ехидное создание, Катя...
-Какая есть, я вас с самого начала предупреждала, что я не подарок. С чем блинчики будешь?
-Не переводи тему,- усмехнулся я.
-Я не перевожу, просто разговорами сыт не будешь, так чего тебе к блинчикам наколдовать?
-Не знаю. На твой вкус...
-Смотри Кондрат, я-то конечно на свой вкус выберу, но есть-то тебе по¬том придется...
-Я не привередливый, ем все, что могу прожевать.
Блинчики с черничным вареньем... Чудесно. Вот так запросто можно уладить любой закипающий конфликт или спор.
Катя снова повернулась к плите, давая Хомяку ценные указания. Само собой, если Катя начинает что-то готовить, скоро подтянется еще человек пять как минимум.
Я задумчиво зевал блинчики и наблюдал за Катиными манипуляциями за плитой. Магия, магия... Вот это магия в чистом виде! Никогда бы не поверил, что обычная домашняя стряпня может быть столь восхитительной, и что наблюдать за крутящейся у плиты женщиной может быть столь занимательно. Хотя, Хом тоже оттягивал на себя добрую долю моего внимания, все время роняя что-то и проливая. При этом он дико смущался и краснел сильнее, чем помидор, который безуспешно пытался нарезать ровно, как это делала Катя. Катя же являла собой в этот момент эталон терпимости и снисходительности. Все-таки, какой бы упрямой и ехидной она не была, с ней в нашу берлогу появился какой-никакой домашний уют.